10.11.2011 | Джон Гальянов |
В Челябинске завершились семидневные гастроли замечательного нижегородского театра «Zooпарк». Пока артисты не уехали, корреспондент VIP74.ru побеседовал с главными лицами театра и его создателями — актёрами Львом Харламовым и Олегом Шапковым — и выяснил, почему они, в частности, решили, что настало время браться за «Человека-подушку».
Язык театра 90-х, тем более 80-х, устарел и стал безынтересен
— Вы именуетесь «театром одновременной игры», а «театром двух актёров» вас не называют?
Лев Харламов: «Называют иногда. До сегодняшнего дня это ведь был принцип театра — то, что во всех спектаклях мы играем с Олегом. Есть, правда, спектакли, где с нами также играют другие актёры. Но есть три, как вы правильно заметили, где играем только мы».
— Также вы не могли бы объяснить, что значит «театр одновременной игры»? Я сколько не читал интервью, так и не понял.
Олег Шапков (Льву): «Ты как-то плохо формулируешь. (После). На самом деле всё пошло от шахмат. Это значит ровно то, что значит в шахматах. Есть два игрока, которые всегда включены в процесс. Для них нет никаких пунктов для отдыха. А театр… Слово «Театр», наверное, и путает людей».
Лев Харламов: «Наш первый спектакль — «Что случилось в зоопарке?» — был назван режиссёром как «сеанс одновременной игры». И когда мы решили, что это будет не просто один спектакль, что это будет театр — мы так и назвали его: «театром одновременной игры». Мы очень много вкладываем в это смыслов, но это скорее какие-то внутрицеховые значения».
— У нас, буквально перед вашим приездом, закончился фестиваль «Сцена». В Нижнем Новгороде как с фестивалями дела обстоят?
Олег Шапков: «У нас два внутриобластных фестиваля. Причём, непонятно, почему два? Недавно, например, прошёл фестиваль имени Горького, но он был безынтересен. То есть, нижегородский народ на него просто не пошёл. Сходил, правда, на московский Малый театр. А на остальные театры из Тамбова, Чебоксар, Йошкар-Олы — на них залов не было. Просто не было».
— А как вы думаете, почему у людей нет интереса к провинциальным театрам?
Олег Шапков: «Они, бывает, промахиваются с тем, что интересно зрителю. Вообще, это очень сложная тема (Вздыхает). Все же большие театры выстраивают интерес на комедиях. А это тренировка своего зрителя. Своего зрителя необходимо завоёвывать качеством. Научиться с ним разговаривать на каком-то другом языке. Потому что язык театра 90-х, тем более 80-х, устарел и стал безынтересен. Интересен язык современников! А все почему-то, на мой взгляд, переносят на сцену «музейные редкости».
Действовали по этому принципу «всё гениальное просто»
— Расскажите о своей внутрицеховой работе. Где вы ищете режиссёров?
Лев Харламов: «У нас не так уж много разных режиссёров. Есть, например, Ирина Зубжицкая, которая поставила нам два спектакля и сейчас, к счастью, с нами делает третий. Есть детский спектакль «Клаксон и Ластик», который мы с Олегом сделали сами. Остальные три режиссёра — нижегородцы, наши очень близкие приятели. Люди, которые выразили желание работать сами».
Олег Шапков: «Мы режиссёры, будем работать бесплатно».
Лев Харламов: «Нижегородские режиссёры так и работали с нами. И это очень приятно, потому что это очень хорошие, умные и интеллигентные люди. Двое из них уже уехали из Нижнего. Стали главными режиссёрами в разных театрах. Как говорится, поставил спектакль в театре «Zooпарк» — стал главным режиссёром».
— Вам надо в честь этого какую-нибудь промо-кампанию замутить.
Олег Шапков: «Во-во. Тоже вариант».
— И ещё — вопрос по сценографии. У вас в спектакле «Фак’s» (драма по пьесе Патрика Марбера «Ближе», в центре которой история любовного четырёхугольника. — Прим. авт.) совершено какое-то удивительное художественное пространство. Оно скупое, но, меж тем, невероятно многофункциональное. Как это всё было придумано?
Лев Харламов: «Мы очень долго думали с Олегом. И как-то решили, что будем делать…»
Олег Шапков (перебивая): «Я скажу проще: нищета нас заставила (Смеётся). Надо было придумать, чтобы сценография была и функциональна, и дешева, и сердита. В общем, всё гениальное просто. И мы действовали по этому принципу».
Актёр должен смотреть на свой образ со стороны
— Лев, вы окончили кукольное отделение театрального училища. Как-то этот навык применяете до сих пор?
Лев Харламов: «Я работал в театре кукол в Свердловской области, в городе Новоуральске. Потом работал в театре кукол Нижегородской области. Затем ушёл из театра кукол, как вообще из государственного театра. На самом деле есть нечто, что получают студенты кукольного отделения и что их отличает от студентов драматического отделения. Это умение смотреть на образ со стороны. Это то, чему хорошие драматические актёры начинают учиться, уже работая в театре. Это сложный вопрос: нужно это или нет. Но режиссёр, которого мы очень любим — Ирина Зубжицкая — всё время говорит о том, что актёр во время спектакля должен периодически смотреть на свой образ со стороны. Не то чтобы выключаться, но уметь отстраняться от образа. В принципе, на кукольном отделение этому учат в буквальном смысле. Если же этот опыт трансформировать в драматическое русло, то тут могут происходить очень интересные вещи. На репетициях нового спектакля Ирина Зубжицкая мне всё время говорит: «Лёва, вспоминай! Вспоминай кукольное отделение». (Смеётся). Причём речь идёт не о том, что я беру куклу и работаю. Речь идёт о каких-то внтуриактёрских приёмах. В этом смысле да, это навык мне очень помогает. Я очень люблю театр кукол как вид искусства. Увы, в Нижнем Новгороде не самый лучший театр кукол. Поэтому хожу в другие. Приезжаю летом в Челябинск, иду в Челябинский театр кукол и получаю огромное удовольствие».
Мы её боимся, опасаемся, много чего в ней не понимаем
— Вы несколько раз упомянули о новой постановке. Можете о ней рассказать?
Лев Харламов: «Это уже не секрет (улыбается). Мы решили попробовать в театре «Зоопарк» Мартина МакДонаха».
— Серьёзно?
Лев Харламов: «В Нижнем Новгороде это не очень известный драматург. У нас есть один спектакль по нему в ТЮЗе — «Калека с острова Инишмаан». Неплохой спектакль, идущий на малой сцене. Я всегда агитирую на него идти. Мы, кстати, видели много спектаклей по МакДонаху. В частности, нас с этим драматургом познакомил магнитогорский фестиваль «Театр без границ». Впервые МакДонаха мы увидели в исполнение пермского театра «У Моста». И нас сильно заинтересовал этот автор. Однако мы так и не решились взяться ни за одну из его двух трилогий. Не знаю почему. Возможно, потому, что у Федотова постановки действительно очень интересные и не стоит с ним соревноваться. Короче, мы взяли «Человека-подушку». Очень сложная вещь. Но мы решили проверить себя. Мы с Олегом поняли, что выросли за те восемь лет, что существует наш театр. Мы стали взрослыми парнями. Нам в этом году по 40. Олегу уже исполнилось, мне скоро будет. Конечно, мы изменились. В общем, мы решили попробовать эту действительно сложную вещь, с которой не знаю как справимся. Мы её боимся, опасаемся, много чего в ней не понимаем. Но мы проработали уже три недели и тут начали вскрываться какие-то вещи, которые показались нам очень интересными».
— Дайте угадаю, Олег играет Катуряна?
Лев Харламов: «А вот и нет. Я играю (улыбается). Вы первый, кстати, кто был удивлён тому, что я играю Катуряна, потому что все остальные люди, который у нас задействованы в постановке, говорили: «Ну, Лёва играет Катуряна, это понятно…». Олег репетирует две роли. Роль Михала и старшего детектива Тупольски. У нас, кстати, будет два состава. У нас будет семь человек на сцене, и это рекорд для театра. Пока у нас самое большое количество людей было четыре. А тут будет семь!».
Пьеса серьёзный разговор о театре и драматургии
— Напоследок расскажите о своей последней работе — спектакле «До завтра!» по Коки Митани. Откуда взялся этот японский материал?
Лев Харламов: «У этого спектакля социально-политическая предыстория. В Нижнем Новгороде была жуткая, прогремевшая на всю Россию история со сменой худрука в ТЮЗе, обернувшаяся голодовкой артистов. Эта история настолько запала в мою душу и душу Олега. Мы этих артистов всячески поддерживали. Находились с ними, играли спектакли на улице в их поддержку. Много чего делали. И это дало определённое эмоциональное состояние. Потребность в определённом высказывании. В этот момент нижегородский режиссёр Александр Сучков предложил нам пьесу Коки Митани. Пьеса, в первую очередь, про цензуру. Три часа мы с Олегом играем спектакль о том, как один пишет пьесу, а другой эту пьесу не пропускает. Но это внешний ряд. На самом же деле эта пьеса очень серьёзный разговор о театре и драматургии. Серьёзнее просто не бывает. Человек, который принёс свою пьесу, считает, что он хороший, а цензор плохой. А потом всё оказывается не совсем так. Нет чёрного и белого. Не совсем хорошая пьеса и не совсем плохой цензор. Там всё дело происходит в течение восьми дней, в смысле семи дней и одного антракта. И вот с каждым новым днём ситуация чуть-чуть поворачивается, зритель понимает, что это ещё про драматургию, взаимоотношения народа и власти, интеллигенции и государства, и так далее. То есть внутренний позыв был социально-политический, такой эмоциональной реакцией. Мы сделали этот спектакль очень быстро. Не задумываясь ни о каких деньгах. Была наэлектризованная ситуация, потом эта наэлектризованность ушла. Спектакль стал намного глубже, мы стали играть про другие вещи.
Что касается японского и неяпонского: у Коки Митани есть японская версия этой пьесы и есть интернациональная. Мы играем интернациональную. Он сам написал их две. Японскую мы, конечно, тоже прочитали. Там много узкокультурных вещей, многое завязано на времени действия — 1940-й год. Когда Япония уже вступила во Вторую Мировую войну. Когда уже оторвала себе кусок Китая. На это много обращается внимания. В интернациональной же версии это служит фоном. В нашем спектакле, не скажешь, что действие происходит в сороковом году в Японии. Оно может происходит и в России 2011 года».
Фото — Пётр Ильин, Георгий Ахадов
Джон Гальянов …еще материалы этого автора